Я работал на полях, я ходил в храм, чтобы послушать, как они снова и снова пересказывают историю Потопа, я ел чечевицу и пил козье молоко, и один день плавно переливался в другой. Я почти не думал о событиях в мире за пределами острова, но я не подумывал и уехать. Иногда в моей памяти всплывали улицы Урука, лица моей жены или сына, или какого-нибудь придворного, но они казались мне обрывками сна. Однажды мне показалось, что я вижу перед собой Энкиду, я улыбнулся, но не подошел к нему. В другой раз в мои мысли вкралась Инанна — сияющая, великолепная, более прекрасная, чем когда-либо. У меня в тот момент не было никакой ненависти к ней, просто сожаление, что такая красота однажды была в моих объятиях, но больше я не смогу никогда ее обнять. Так проходили дни. Урук и его заботы ушли от меня. И вот, по прошествии достаточного времени, я обнаружил, что меня снова ведут по подземному переходу в святая святых Зиусудры.

Он сидел так же, как и раньше, гордо выпрямившись на своем маленьком плетеном стуле, как будто это был трон. Я почувствовал его силу. Она окружала его, словно стена. Он был почти богом. Мне казалось, что он пребывал в каком-то измерении за пределами моего понимания. Я инстинктивно хотел опуститься перед ним на колени, как только оказался перед ним. Я думаю, что никогда еще не знал человека, который вызывал был во мне такое почтение.

Как только я вошел, он начал говорить. Но я не мог понять, о чем он говорил. Слова поднимались из него, как столб густого дыма поднимается от костра, сложенного из свежей древесины. И слова его были столь же непроницаемы, как дым, поэтому я не мог пробиться к их смыслу. Его голос кружил и кружил надо мной. Он говорил на языке наших земель — по крайней мере, так мне показалось, — слова его были спокойными и уверенными, как будто он защищал глубоко продуманную теорию. Но слова следовали одно за другим, а я ничего не мог понять. Я встал на колени и уставился на него. Потом из всего этого потока я стал воспринимать отдельные «слова. Мне казалось он говорил о тех временах, когда боги наслали Потоп на землю, по я не был в этом уверен. Бывали минуты, когда мне казалось, что он говорит о том, какие повозки лучше строить, или о том, как найти залежи каменной соли в пустынях и о прочих вещах, совершенно удаленных от повести о Потопе. Я совершенно потерялся в этом потоке повествования. Я был совершенно сбит с толку. Потом он вдруг сказал с абсолютной ясностью:

— Нет никакой смерти, если мы только выполняем те задачи, которые нам назначают боги. Ты меня понимаешь? Нет никакой смерти.

Он повернулся ко мне и, казалось, ждал. Я сказал:

— Значит, твоей задачей было снова заселить страну, когда воды ушли, и за это уберегли тебя от смерти? Тогда в чем моя задача, Зиусудра? Ты же знаешь, что и меня тогда бы смерть пощадила.

— Знаю.

— Но ведь потоп снова не придет. Что же мне делать? Я бы построил такой ковчег, как ты, будь в этом надобность. Но он сейчас никому не нужен.

— Ты думаешь, Гильгамеш, что ковчег существовал? Ты думаешь, что Потоп был?

При слабом и неверном свете светильника я пытался понять по его лицу, что он хочет сказать, и потерпел неудачу. То, что он хотел передать мне, ускользало от моего понимания. Я начинал терять надежду, что он поможет мне найти то, что я искал. Я сказал:

— Я слышал, что они говорят здесь, в храме. Но как мне воспринимать это? В наших землях эту историю рассказывают по-другому.

— Поверь тому, как мы ее рассказываем. Пришли дожди. В Шуруппаке царь собрал людей, взял запасы провизии и переправил все это на высокогорные земли, и оставался там, пока не утихла стихия. Потом они вернулись вниз и построили заново все то, что было разрушено. Вот что произошло. Все остальное — сказка.

— Включая, — сказал я, — и ту часть, где Энлиль сошел к тебе и твоей супруге и благословил вас и отправил вас в Дильмун, чтобы вы жили вечно?

Он покачал головой.

— Царь Шуруппака бежал в Дильмун в отчаянии. Он отправился туда, когда понял, какой глупостью было спасать человечество, поскольку все старые пороки и мерзости стали вновь процветать. Он бросил свое царство, он искал добродетель и чистоту помыслов на этом острове. Вот как это было Гильгамеш. Все остальное — сказка.

— Но в рассказе об этом говорится, что боги дали тебе вечную жизнь. Что же, и это сказка? Кажется мне, что здесь существует вечная жизнь.

— Смерти нет, — сказал Зиусудра. — Разве я тебе не говорил?

— Да, об этом ты мне сказал. Мы должны выполнять те задачи, которые боги перед нами поставили, и тогда не будет никакой смерти. Но я снова спрашиваю тебя, Зиусудра: какова моя задача? Как мне о ней узнать? Какую тайну я должен постичь?

— Почему ты думаешь, что здесь есть тайна?

— Должна быть! Ты так долго прожил! Ты видел Потоп: а он был десять или двадцать жизней тому назад. И все же ты еще сидишь здесь. Вокруг тебя мужчины и женщины, которые кажутся такими же, не имеющими возраста, как и ты. Сколько лет Лу-нинмарка? Сколько лет Хасидунуму?

Я смотрел на Зиусудра долго и серьезно. Руки мои дрожали, и я чувствовал в себе первые признаки той ауры бога, все те странные вещи, которые происходят со мной и накатывают на меня, когда внутри меня все завинчено, словно пружина, от нетерпения и желания получить что-то.

— Скажи мне, отец, что мне делать, чтобы, подобно тебе, победить смерть? Все боги, сообща, подарили тебе вечную жизнь. Кто созовет их на такой же сонет ради меня?

— Ты сам. Единственный, который может это сделать, — сказал Зиусудра.

Я еле мог дышать.

— Как? Как это сделать?

Он ответил мне очень просто:

— Покажи мне сперва, что ты можешь победить сон, а затем мы посмотрим, что можно сделать, чтобы победить смерть. Ты можешь убивать львов, о великий герой. Можешь ли ты сразить сон? Я приглашаю тебя на испытание, на пробу сил. Сиди здесь возле меня семь ночей и шесть дней без сна и потом, может быть, та найдешь ту жизнь, которую ищешь.

— Значит, таков путь?

— Это путь к пути.

Волнение в душе моей утихло. Мной снова овладел покой. Все-таки он собирается вести меня по избранному пути.

— Я попытаюсь, — ответил я.