Я пробыл там дней пять, а может шесть, я ждал, не соизволит ли великий Зиусудра допустить меня пред свои очи. Это было беспокойное время. От Сурсунабу я узнал, что патриарх не живет в самом Дильмуне, а построил себе уединенное убежище на одном из мелких островков, окружив себя обществом святых мужчин и женщин. Немногие пилигримы удостаивались чести попасть на этот остров. Выпадет ли мне такая честь, он не мог сказать, только пообещал, что передаст мою просьбу. Потом он уехал, оставив меня на Дильмуне. Я думал, увижу ли я его когда еще.

Говорю вам, я не привык к тому, чтобы вымаливать милости у лодочников или униженно испрашивать разрешения путешествовать. Но это было то, чему мне предстояло научиться, поскольку другого пути не было. Я сказал себе, что боги придумали это испытание для меня как еще одну ступень посвящения в истинную мудрость.

В странноприимном доме возле пристани я нашел себе жилище: большая, прохладная комната с видом на море, открытая солнечному свету и ветрам. Мы не строим таких зданий в наших землях, где просто глупостью было бы оставить отверстия в стенах. Наши зимы куда суровее тех, что бывают в Дильмуне. Мне казалось неразумным всюду трезвонить о моем происхождении и положении в Уруке, поэтому я назвался хозяину именем Лугал-амарку, того горбатого колдуна, чьими услугами когда-то мне пришлось воспользоваться. Теперь он тоже послужил мне, сам того не ведая.

У меня не было никаких возможностей как-то изменить свой рост или ширину плеч, я пытался вести себя совсем не по-царски, сгорбив плечи и опустив голову. Я не встречался ни с кем взглядом, пока кто-то сам не искал моих глаз. Я старался говорить только то, что было совершенно необходимо. Никто, по крайней мере в лицо, не приветствовал меня как царя Урука, хотя город кишел купцами и моряками всех племен и народов. Кое-кто из них говорил на знакомых мне языках. Я много раз слышал язык нашей земли, и язык племен пустыни, который в Дильмуне основной и очень распространен в прилегающих к нему землях. Некоторые обращались ко мне, неся какую-то тарабарщину. Как они сами понимали друг друга — не знаю. Язык этот состоял сплошь из щелчков, фырканья и чиханья, а другой тек, словно быстрая река, где слова соединялись одно с другим без малейшего промежутка, а еще один язык больше был похож на песню, чем на речь: его пели высокими напевными голосами.

Языки были непривычны, и люди тоже. В первый же день моего пребывания прибыл корабль, на котором у всей команды кожа была такая черная, словно средняя стража безлунной ночи, а волосы — словно свалявшаяся шерсть. Носы у них были широкие и плоские, а губы толстые. Они явно были демонами или людьми какого-то запредельного мира, думалось мне. Но они смеялись и озорничали, как все мореходы на свете, и никто в гавани не пялил на них глаза. Мимо проходил торговец с выбритой головой, как это делают в наших землях, поэтому я его остановил. Оказалось, что он и вправду был из города Эриду. Я кивком показал ему на черных мореходов, и он сказал:

— Ах, эти! Это моряки из царства Пунт. Это место, где воздух горяч, как огонь, и он выжигает кожу людей до черного цвета.

Но он не мог точно сказать мне, где находится Пунт, только неопределенно махнул рукой к горизонту. Позже в этот же день я увидел других чернокожих людей. Носы и губы у них как раз были тонки, а волосы прямые и такие черные, что отливали синевой. По их языку и одеждам, я решил, что они, должно быть, из Мелуххи — она далеко к востоку за Эламом,

— и так оно и оказалось. Я еще надеялся увидеть желтокожих демонов, которые копают тот самый удивительный зеленый камень, но в Дильмуне мне они не встретились. Может быть, их и вовсе не существует, но камень есть на свете, и к тому же он и впрямь поразительно красив.

Я мало говорил и много слушал. И мне довелось узнать кое-что про нашу землю, и это глубоко меня обеспокоило.

Одну из историй я услышал, когда тихо сидел в таверне, одиноко потягивая пиво. Вошли двое. Они говорили на языке наших земель. Сперва я испугался, что они могут быть из Урука, но на них были свободные багровые одеяния, отороченные желтой каймой, какие носят в городе Уре. Я скорчился в углу, чтобы стать как можно незаметнее, и повернулся к ним спиной. По тому, как они выговаривали слова, я действительно понял через минуту, что они родом из Ура: молодой только что прибыл в Дильмун, а тот, кто постарше, спрашивал у него, какие новости из дому.

— Нет, расскажи мне это еще раз, а то не поверю, — сказал он. — Неужели Ниппур действительно наш?

— Ну да, я же говорил.

Я подскочил, как ужаленный, и ахнул. Ниппур — город священный, и негоже, чтобы им правил Ур.

— Как же так получилось? — опять спросил тот, кто постарше.

Новоприбывший сказал:

— Удача была на нашей стороне, и время было выбрано удачно — в то время года, когда царь Месаннепада приезжает в Ниппур молиться в храме Дур-анки и совершает обряд кирки. В этом году с ним была тысяча человек, а когда он был в городе, заболел правитель города. Когда правитель заболел, жрецы подумали, что он умрет. Тогда жрец Энлиля пришел к нашему царю и сказал: «Наш правитель умирает, не назначишь ли ты своей божественной властью нового правителя?» Месаннепада долго молился в храме, вышел оттуда и сказал, что Энлиль явился ему и приказал взять на себя правление городом Ниппуром.

— Так просто?

— Так просто, — сказал тот, что помоложе и расхохотался. — Слово Энлиля, глас Энлиля — кто пойдет против этого?

— Да, особенно если тебя поддерживает тысяча человек.

— Вот именно, особенно в этом случае.

Я крепко стиснул в руке свою кружку пива. Это были черные вести. Я не предпринял никаких шагов, когда Месаннепада сверг с престола сыновей Акки и провозгласил себя царем в Кише и в Уре. Мне казалось, что это не представляет никакой угрозы для Урука, и я позволил себе заниматься другим вещами, о которых я вам уже рассказывал. Но Ниппур, который во времена Энмебарагеси и Акки был вассальным городом Киша, со времен перемен в Кише стал независимым городом. Если Месаннепада, захватив Киш, присоединил к себе и Ниппур, то мы были на пути к тому, чтобы оказаться в центре отдельного царства, постепенно окружавшего нас кольцом. Я подумал, а знают ли об этом в Уруке? Может быть, народ Урука ждет, чтобы вернулся царь Гильгамеш и повел бы войска против Ура? Каковы будут притязания Месаннепады, если Гильгамеш не положит им конец?